Кому, как не ей, знать, что такое счастье. Счастье – обладать таким уникальным голосом, заниматься любимым делом, быть востребованной в профессии. Музыка заменила Тамаре многое, едва ли не все в этой жизни. Разлука с родиной, расставание с сыном, личное одиночество – все можно пережить, когда такая к музыке любовь. Взаимная, разумеется.
– Тамара, вы для себя определили, что такое счастье?
– Я думаю, каждый человек стремится быть счастливым, но разными путями. Поэтому определение счастью дать очень сложно. Как сложно и вызывать в себе это ощущение, поддерживать его. Человек счастлив мгновениями. И, к сожалению, очень редкими.
– Можете вспомнить один из таких моментов? Когда самой себе могли сказать: я счастлива!
– Не знаю... Наверное, такие моменты были. И не раз. Но признаться себе в том, что счастлив, ты, как правило, боишься. Это же так быстротечно. А может, я просто суеверный человек – лишнего стараюсь не говорить: ни другим, ни себе.
– Почему? Жизнь научила?
– Да, бывало всякое. Что-нибудь скажешь, похвастаешься кому-то – и потом все куда-то уходит, как с белых яблонь дым. Я боюсь зависти, честно вам говорю. Не могу сказать, что у меня много завистников, но иной раз ловлю себя на мысли: тот или иной поступок человека по отношению ко мне продиктован именно завистью. Вообще, страшное чувство, конечно. И грех.
– Многие завидуют чужому счастью, а оно – понятие все-таки многослойное. Во-первых, для любого человека важно здоровье…
– Безусловно. Это, наверное, самое важное. Когда здоровья нет, ничего в жизни не надо.
– На себе это прочувствовали?
– Да. Был один период в моей жизни. Обычно каждый год у меня отмечен каким-то крупным событием: будь то концерт в «России» или в Кремле, концерт в «Олимпии» с Леграном или присвоение какого-то звания… И был 1999 год, когда ничего этого не было. Такое белое пятно в моей жизни, белое поле заснеженное. Дважды за тот год я очень сильно болела, оба раза оказываясь в больнице. И мне в это время ничего не было нужно: ни концертов, ни званий. А когда ничего не нужно – это смерть. Поэтому здоровье, конечно, самое основное. Будем здоровы – остальное приложится.
– Сегодня тот год, наверное, вспоминается как страшный сон. Пережитое заставило вас изменить отношение к собственному здоровью?
– В какой-то степени да – настолько была перепугана. Теперь стараюсь слушать врачей, вести себя как примерная девочка. (Смеется.)
– Ваш нынешний образ жизни можно назвать здоровым?
– Отчасти. Разумеется, я не курю и не пью. Но у меня сложный гастрольный график, частые бессонные ночи: прилетела – улетела, в тот же день может быть концерт. Конечно, так жить непросто, но это моя профессия, и я живу так с ранней молодости.
– А отдыхать за эти годы научились?
– Стараюсь, конечно, но не могу сказать, что у меня получается. В силу моего эмоционального характера просто безмятежный отдых, когда голова пуста и ничего не надо делать, – это не для меня. Не умею просто лежать пластом на пляже и расслабляться, мне все время нужно быть в движении, а это уже образ жизни, образ мышления. Спокойствие – явно не моя стихия.
– Были ли у вас периоды, когда, может быть, и хотелось этого движения, но не было звонков, приглашений, концертов?
– Конечно. Так было, например, в начале 90-х, когда люди не понимали, что происходит. Многим тогда было не до искусства, не до концертов, других проблем хватало. Уже не существовало ни филармоний, ни Госконцерта – были только корпоративные мероприятия, на которых творили что хотели. Многие мои друзья и коллеги тогда уезжали, пытаясь выплыть, выбраться каким-то образом. Мне тоже поступали предложения, то есть была возможность начать все с белого листа. В 1991 году в Париже мне, например, предложили поступить в оперу «Бастилия» и тем самым перечеркнуть все, что было достигнуто здесь. Тогда я не осмелилась принести карьеру эстрадной певицы на жертвенный алтарь. Потом сожалела. То есть я уезжала, приезжала, уходила, возвращалась. Было, честно скажу, очень тяжело. Впоследствии, наверное, мне воздалось за те мучения.
– Вы жили в Грузии, России, Франции и Штатах. Где ощущали себя комфортнее всего?
– Человеку ближе всего те места, где он провел детство и где состоялся как личность. Родилась я в Грузии, а профессионально состоялась в Москве. Поэтому и в Москве, и в Тбилиси я одинаково ощущаю себя как дома. Хотя Москва, конечно, сумасшедший город, как и любой мегаполис. Но я хочу понять этот город, уловить его гармонию. Как ребенок радуюсь, когда здесь меня узнают, здороваются. Сразу возникает ощущение какой-то принадлежности к этому городу. Понятно, что никто не станет москвичом лишь оттого, что живет в центре Москвы. Но мне так же, как и любому москвичу, радостно, когда здесь происходит что-то хорошее, и так же больно, когда здесь что-то не так. Ощущаю сопричастность, а это уже немало.
– Несколько лет назад наши страны, будучи братскими долгие десятилетия, вдруг оказались врагами. Тот военный конфликт вы восприняли как собственное несчастье?
– Можно и так сказать. У меня было ощущение, что меня уничтожают. Ощущение потерянного, нищего, брошенного человека. Это для меня не политика, это – жизнь, и в то время я действительно почувствовала себя глубоко несчастной.
– Зато в профессии вы человек явно счастливый. Это же счастье – встреча с тем же Леграном.
– Безусловно. Если бы кто-то мне сказал, что я буду петь с самим Мишелем Леграном, ни за что бы не поверила. Вы знаете, жизнь иногда более дерзкая, чем твои мечтания, и она порой преподносит массу сюрпризов. Иногда кажется: ну что еще можно сделать в этой эстраде, рутина сплошная, ужас, как вырваться. И вдруг перед тобой открываются совершенно новые двери. И ты успокаиваешься и понимаешь: если бы не было этой эстрады, не было бы и всего остального.
– А как на вас вышел Легран?
– Это я на него вышла, вернее, мой агент. В 1992 году он послал в офис Леграна мою кассету. Там сидит комиссия, которая рассматривает, что можно дать маэстро прямо в руки, что достойно его внимания. Моя кассета оказалась в числе счастливых. Не знаю, как Мишель Легран оценил мои песни, но уже через два дня нам позвонили и назначили встречу. Я приехала в его замок под Парижем. В гостиной стояли два рояля, мы вместе немного помузицировали. Он спросил меня, знаю ли я его музыку. Я сыграла несколько его произведений, и на него это произвело большое впечатление.
– Этим шансом вы воспользовались сполна?
– Вы знаете, все-таки талант, наверное, не дает возможности воспользоваться шансом в полной мере. Потому что воспользоваться шансом – это уже совершенно другой талант. Как музыкант и как певица в этом сотрудничестве я сделала все, что могла. Те годы вспоминаю как очень счастливый период. И никак не могу его рассматривать как мучительную работу над использованием какого-то шанса.
– А можете сказать, что полностью реализовали себя в профессии?
– Осталось еще очень много неоткрытых дверей. Но уже могу сказать, что в профессии удалось немало. И не только на эстраде. Естественно, как певица я счастлива, что за эти годы спела все, что только можно: от Бизе до Леграна, от народных песен до цыганских романсов. И это тоже можно назвать достижением.
– Личная жизнь, для женщины особенно, – тоже важная составляющая счастья. Не так ли?
– Да, конечно. Но, наверное, в первую очередь я все-таки артистка, потому что таких достижений, как на сцене, в личной жизни у меня нет.
– Вы дважды официально были замужем, но сейчас свободны. Это является препятствием к достижению полной гармонии? Вас не тяготит неопределенность в личной жизни?
– Нет. Скорее, мои артистические достижения тяготят мужчин, которые на сегодняшний день выступают в роли моих кавалеров. Вообще, я заметила: чем известнее артистка, тем меньше везет ей в личной жизни. Это уже аксиома.
– Понятно, что рядом с вами должен быть очень сильный мужчина. Теперь таких все меньше?
– Честно говоря, у меня слишком мало времени, чтобы искать сильных мужчин. А те, кого встречаю… Да, не все яркие личности, далеко не все сильные, интеллектуальные. Поэтому очень тяжело сделать выбор.
– Как я понимаю, свою карьеру, свою профессию в жертву личной жизни вы не принесете. Это выше ваших сил?
– Да, конечно. Когда двадцать лет на сцене, тебе уже не могут запретить петь. А потом, жертвы никому не нужны. Хотя, думаю, есть женщины, которые могут совмещать и то и другое, могут быть и потрясающими артистками, и прекрасными женами. К сожалению, таких женщин тоже все меньше и меньше.
– Насколько понимаю, сейчас главный мужчина в вашей жизни – это сын?
– Да, Александр – замечательный молодой человек. Мы не так часто видимся, как хотелось бы – он живет в Лондоне. Дико скучаю, но понимаю, что он там учится, и я не могу перенести свою сцену туда, а его учебу сюда. Поэтому смириться на время все-таки можно и нужно. Тем более что для меня, как для матери, высшее счастье, когда сын счастлив.
– Сегодня существует много специальных курсов, где людей учат быть счастливыми. Вы бы записались на такие?
– Вы знаете, я бы назвала такие курсы «Репетиция счастья». И на курсы с таким названием, честное слово, пошла бы. Репетиция – это же половина моей жизни… Особенно, если бы там звучала музыка. Потому что я более счастлива, когда играет музыка, когда я сама вся в музыке. Тогда я ощущаю себя такой нужной и такой необходимой…
Беседовал Дмитрий МЕЛЬМАН
